Калитеевский Евгений Николаевич

- Иван Николаевич Калитеевский (9.1.1886 – 1942) [2];

- Пётр Николаевич Калитеевский (16.9.1887 – 1943) [1, 3];

- Сергей Николаевич Калитеевский (25.9.1890 – ?) [4];

- Фёдор Николаевич Калитеевский (8.2.1892 – 1937) [5];

- Анастасий Николаевич Калитеевский (21.5.1893 – 30.6.1930) [1, 6];

- Николай Николаевич Калитеевский (11.10.1894 – 14.4.1955;

- Михаил Николаевич Калитеевский (28.10.1898 – 6.12.1969) [8, 9].

Семья Калитеевских принадлежала к одному из древних и знаменитых дворянских родов России. Основоположник рода – Степан Калита – сидел на воеводстве в Новгород-Северской земле еще в XVI в. Род Калитеевских был вписан в Шестую (Бархатную) родословную книгу Российской империи. Документально подтверждено происхождение рода Калитеевских от Фёдора Калитеевского в первой половине XVII века [10].С начала XVII в. родовая вотчина Калитеевских находилась в Тверской губернии. Первым из Калитеевских в Весьегонском уезде Тверской губернии в 70-80-х гг. XVIII в. был зафиксирован прапорщик Иван Александрович Калитеевский. Ещё три представителя этого рода — Пётр, Александр и Илья владели поместьями в пределах Устюженского уезда соседней Новгородской губернии.О степени уважения к роду говорит тот факт, что среди весьегонских уездных предводителей дворянства упомянуты три представителя семьи Калитеевских:
1845 г. — Александр Иванович Калитеевский (1760 – ?);

1851–1859 гг. — Анастасий Александрович Калитеевский (1815 –1905) [19];

1901–1905 г.г. — Николай Анастасьевич Калитеевский (1852 – 1909).

Кроме этого, родной брат Евгения Николаевича, Иван Николаевич Калитеевский, был предпоследним председателем Весьегонской уездной земской управы…

В конце XIX в. Калитеевским принадлежали1770 десятин земли в Любегощинской, Перемутской и Лукинской волостях, две усадьбы — Вогреции Попово.Несмотря на благородное происхождение рода, к началу XXвека семья не обладала большими накоплениями и доходами. Большинство Калитеевских зарабатывали на хлеб насущный трудами праведными на ниве служения отечеству.
Дед Евгения Николаевича Анастасий Александрович Калитеевский (17.1.1815 – 1905) в 1832 г. окончил Морской кадетский корпус [11], отслужил более десяти лет на флоте и по домашним обстоятельствам ушёл в отставку в звании капитан-лейтенанта 12 марта 1841 года [12]. Позднее избирался Весьегонским уездным судьей и Весьегонским уездным предводителем дворянства.
Отец Евгения Николаевича, Николай Анастасьевич Калитеевский, также избирался уездным предводителем дворянства Весьегонска в 1901–1905 гг. Мать Евгения Николаевича, Анна Гавриловна Калитеевская (ур. Соколова), была из семьи духовного сословия. Её отец был настоятелем церкви в селе Юрьевское Старицкого уезда Тверской губернии. Брат матери, Иван Гаврилович Соколов, окончил духовную академию, написал учебник, по которому много лет преподавался Закон Божий в гимназиях, позднее был настоятелем московской церкви Никиты Мученика на Земляном Валу. Анна Гавриловна последние годы своей жизни прожила в Ленинграде у старшего сына Ивана. Умерла 18 ноября 1933 года. Похоронена на Смоленском православном кладбище, рядом со своим любимым сыном Анастасием Николаевичем, трагически погибшим в июне 1930 года в Ленинграде при исполнении служебных обязанностей. Могилы, старанием её правнучки Кузнецовой Натальи Владимировны, сохранились и в 2022 году силами потомков приведены в достойное состояние.

Все братья получили хорошее образование. Николай, Евгений и Михаил учились в знаменитой гимназии Карла Мая [13]. Первым из братьев в 1907 г. в третий класс гимназического отделения поступил Николай. Через год, в 1908 г., к нему присоединился Евгений – поступил в первый класс. И наконец, в 1909 г. тоже в первый класс пришёл Михаил. Николай окончил полный курс школы в 1913 г., Евгений – в 1916 г. Михаил покинул стены гимназии после окончания третьего класса в 1912 г. Интересно отметить, что одновременно с братьями Калитеевскими в 1911–1912 гг. в школе К.Мая учился и Георгий Георгиевич Зубков (2.9.1898 – 20.10.1970) – родной брат будущей жены Петра Николаевича Калитеевского. Вполне вероятно, что именно в это время состоялось знакомство семей Калитеевских и Зубковых.В одном классе  с  Евгением  учились (указаны будущие профессии и статусы):  гардемарин и профессор медицины, золотой медалист Федор Леонович Альтгаузен (1897 – 1920);  поэт и художник Борис Борисович Гершун-Яккэ (1898 –1969); историк, доктор исторических наук, серебряный медалист Арсений Николаевич Насонов (1898–1965); врач, племянник изобретателя ранцевого парашюта, золотой медалист Василий Васильевич Котельников (1897–1932); искусствовед, серебряный медалист Григорий Сергеевич Гингер (1897–1994); один из первых российских морских летчиков Павел Евгеньевич Депп (1894–1918);  энтомолог, профессор серебряный медалист Штакельберг Александр Александрович (1897-1975); прапорщик по адмиралтейству Николай Паллизен;  инженер связи, лауреат Сталинской премии, полковник  золотой медалист Николай Юльевич (Юдельевич) Поляк  (1899 – 1963);  купеческий сын  Всеволод Васильевич Волохин (1897 - ?)  и другие. [13].
С биографиями большинства из перечисленных выпускников гимназии читатель может ознакомиться на страницах нашего сайта.
Нужно сказать, что выпуск гимназии 1916 г. явился «лебединой песней»  одной из лучших школ России и  был отмечен уникальным результатом – шесть золотых и восемь серебряных медалей в выпуске из 33 человек. То есть, каждый второй ученик окончил школу с медалью!!!
В аттестате Евгения тоже преобладали отличные оценки:

Закон Божий – 5

Рус. язык и словесность – 4

Латинский язык – 4

Философская пропедевтика – 5

Законоведение – 5

Математика – 4

Матем. география – 5

Физика – 5

История – 5

География – 5

Немецкий язык – 4

Франц. язык – 4.
По итогам учёбы Евгений был награждён серебряной медалью [16].
Интересно отметить, что во время учёбы «у Мая» Евгений активно занимался спортом и был заявлен как полузащитник футбольной сборной гимназии на первенстве по футболу Общества Содействия Физического Развития Учащейся Молодёжи (ОСФРУМ) 1915 года. К сожалению, в этом году сборная школы не заняла призового места.
Сразу после окончания гимназии в 1916 г. Евгений Николаевич поступил в Императорский Петроградский Университет на медицинское отделение физико-математический факультет естественного разряда [17]. После окончания первого курса, 6 октября 1917 г., подал прошение о зачислении юнкером в Павловское военное училище, но в связи с расформированием Павловского военного училища 12 января 1918 г. был переведен обратно в студенты Петроградского Университета. Летом 1918 г. учеба для Евгения Николаевича закончилась, и он вернулся в родное село Попово, где организовал одну из первых в республике сельскохозяйственную коммуну из своих четырех братьев и трех бедных крестьян. Александр Иванович Тодорский в своей книге «Год с винтовкой и плугом. 25.10.1917 – 07.11.1918» писал: «…и сам гражданин Калитеевский, энергичный и дельный, работая сейчас в том же деле снабжения населения всем необходимым и тем самым помогая нам, наверное, уверился в том, что к нам уже никто не придет принимать кассы и учреждения и сами мы не отступим ни перед какими трудностями в нашей работе» [18, С.33]. Кроме коммуны, Евгений Николаевич организовал и возглавил Любегощскую молочную артель.В 1920 г. на съезде кооперативов в г. Весьегонске он был избран членом правления Весьегонского союза кооперативов, после чего вынужден был расстаться и с коммуной и артелью и переехать работать в г. Весьегонск.В это же время земельный отдел выделил Евгению Николаевичу «для освоения и строительства» восемь гектаров «неудобий», где в период 1920–1926 гг. были построены дом и вспомогательные постройки – хуторок «Васильково» (пришлось выкорчевывать пни на четырёх гектарах и мелкий лес ещё на двух гектарах).

Далее биография излагается по рукописи Евгения Николаевича Калитеевского [14]:

«Пока Васильково было только участком с вырубленным лесом, пнями и заросшим кустарником, никому оно не было надо, и все удивлялись какой чудак будет там работать. Но по мере того, как из пней и кустарника вдруг стала появляться пашня, постройки, садик и прочее, быстро вырос хорошенький хуторок, появилось много завистников и местный председатель волисполкома (не из местных жителей) решил, что нельзя ли как-нибудь заменить там хозяина и передать его в совхоз. И вот в начале 20-х годов начались придирки ко мне и брату Серёже <Сергей Николаевич Калитеевский – прим. авт.> и было вынесено постановление Тверского Губисполкома о выселении нас с наших участков. Пришлось нам опротестовать это решение через ВЦИК. Вот тут судьба мне с Серёжей дала радость познакомиться с самим Всероссийским Старостой тов. Михаилом Ивановичем Калининым. Два раза я, из них один раз с Серёжей, были на приеме на Моховой улице в Москве в специальной приемной М.И. Калинина. Мы заняли очередь и подошли к барьеру, за которым стоял Калинин, а сзади его стояли очень красивая молодая грузинка-секретарь и ещё два секретаря, которые записывали его распоряжения. Я подал ему прошение. Он спросил: «Откуда Вы?» (между прочим надо сказать, что в это время я работал в НЭПе и вид у меня был не из бедных, но брат Серёжа, очень опростившийся и погрубевший, работая всё время на земле). Я ответил, что из Тверской губернии. Калинин сказал: «Так мы значит земляки, а в чём у Вас дело?». Вот тут-то, наверное, редко кто из посетителей начинал разговор с высшим лицом в стране. Я сказал: «Михаил Иванович, я Вас прошу ответить, что у нас в Советской стране с одного медведя две шкуры дерут, или нет?». Калинин и все окружающие улыбнулись, и он сказал: «Интересно, как у Вас получается?». Я сказал, что у нашей семьи было небольшое имение и мы оттуда выехали, передав имение на полном ходу организованной там сель/хоз артели. Но т.к. вся наша семья очень любила свои родные места и сельское хозяйство, то вот этот брат Сергей попросил и ему выделили для личной работы малый участок земли на краю имения дяди, которое было рядом, и он там в поте лица работал уже несколько лет. Я же попросил выделить мне участок земли в соседнем лесу, уже срубленном и захламлённом. Мне уездно-земельный отдел выделил участок на пнях. Силами ещё двух нас братьев, мы привели участок в порядок, а на постройки, инвентарь, скот и пр. я затратил все свои довольно приличные заработки по службе в промышленном товариществе и было создано маленькое хозяйство. И вот теперь нам снова предлагают выселиться из наших участков. Вот и получилось, что вторую шкуру хотят взять. А Вы Михаил Иванович сами крестьянин и знаете, что значит на голых пнях создать, хотя и маленькое хозяйство. 

Калинин внимательно меня выслушал и сказал: «Что если Вы всё сказали, как есть на самом деле, то ни о каком выселении Вас не может быть и речи. Раз Вы порвали всё с бывшим имением и создаёте своими силами себе личное хозяйство, да ещё на вырубке леса, то это нужно приветствовать. Я прикажу проверить, ждите, Вас вызовут». 

Я поблагодарил, и мы вышли в другую комнату и стали ждать. Нас принял какой-то из личных секретарей ВЦИКа, кажется Гребенников. Проверил наше заявление, справки от сельсовета, уездного совета и пр. и сказал: «Какое безобразие творят на местах». Он тут же взял лист бумаги и написал тверскому Губисполкому и Губ. прокурору: «Выселение братьев Калитеевских из занимаемых участков приостановить и дело переслать на рассмотрение ВЦИКа». 

Примерно через месяц Волостному Исполкому и копия мне было получено постановление ВЦИКа:

Слушали дело о выселении братьев Калитеевских из хуторов Васильково и Новое Попово. 

Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от (точно дату я не помню).

Постановили: Постановление Тверского Губернского Исполнительного Комитета о выселении братьев Калитеевских из хуторов Васильково и Новое Попово отменить. Оставить их на месте и закрепить в правах трудового землепользования. Председатель ВЦИКа Калинин М.И.
Казалось бы, всё и навечно. Ах, не всё навечно на земле. Ну, в то время мы успокоились.

… Так в заботах и канители по постройке домов на участках, сель/хозяйственных построек и оборудования прошло несколько лет до 1925 года. И вместо укрепления навечно к 1930 году пришлось всё бросить (продав, что нашло покупателей из местных людей) и все разъехались по разным городам, а дома и земля перешли в организованный совхоз в бывшей усадьбе.

… В 1919 году «я встретил девушку» Демидову Таисию Алексеевну – молодую учительницу в 19 лет. Она жила в г. Весьегонске, работала там машинисткой, я работал Зам. Председателя Правления Союза Кооперативов, женился на ней и т.к. было время, когда более или менее обеспеченных увольняли с работы (на бирже было много безработных) через 2 недели после свадьбы жена была уволена с работы.… Через три года нашей совместной жизни появился сынок Ростислав Евгеньевич. Всё время с 1921 (конца) года до 1928 года я работал в Товариществе. 

 …Наше Товарищество на вере из 5-ти человек (Логинов, Козлов, Швив, Ефремов и Калитеевский Евгений), получив переданные нам разрушенные молочные заводики по Весьегонскому уезду (это просто 6 деревянных построек с полупригодным инвентарём, а также закрытые в то время паточный и кожевенный заводик в г. Весьегонске, принялись за ремонт инвентаря и приобретение части нового, и быстро пустили в работу всё, что возможно. Молоко от крестьян поступало на приемные пункты и переправлялось на заводики для выработки масла. Твёрдой валюты в то время не было, и мы решили платить (вернее считать для расчётов) за один пуд молока 1,5 фунта масла. С крестьянами заключены были договоры по селениям (утверждаемые на общих сходах в деревнях).

Каждому носчику молока выдавались расчётные книжки. Масло отправлялось в Москву и Ленинград, где обменивалось по заводам на самые необходимые хозтовары, как-то кровельные и строительные гвозди, шинное железо, плуги, хозяйственный инвентарь и главное - на мануфактуру. В центре приёмных пунктов молока было село Сушигорецы, где был открыт магазин привозимых хозтоваров, которые оценивались также на вес масла и выдавались носчикам молока по их книжкам по приёмке молока. Позже, когда утвердилась твёрдая валюта – червонцы, расчёты были на деньги. 

 … С первыми, очень небольшими партиями масла, отправленного в Москву, Логинов и я заключили договор с фабрично-заводским комитетом завода «Серп и молот» (быв. Гужона), в ведении которого был тогда организован отдел по снабжению столовых для рабочих, что было введено тогда по многим заводам. Нас встретили с большим вниманием. Зная по опыту прежней работы наших маслоделов, какое количество молока, а это и на масло, которое будет сделано согласно уже заключённых с деревнями договоров, учитывая начало летнего сезона 1922 года, когда Москва переживала большие трудности в продовольствии, мы могли смело заключить солидный договор с заводом, который также оказал нам кредит (что в торговле, да и в промышленности является самым главным двигателем).

…А уж на вторую партию масла, уже значительную (по тому времени) доставленного нами, даже досрочно, снабжение завода «Серп и молот», видя, что имеет дело с солидной организацией, отпустило нам в кредит значительную партию товаров (вагон шинного железа и плугов, вагон кровельных гвоздей и Морозовской мануфактуры, что завод получал по разнарядкам из центра). …Так в 1923 году наше товарищество имело уже большой район поставщиков молока и молочных заводиков. Был открыт завод по изготовлению голландского сыра, на станции Веребьё Новгородской области, открыли завод по изготовлению творога, а также зелёного сыра, что отправлялось в Ленинград. …в Ленинграде были открыты два, а затем ещё два специальных молочных магазина.…Работа нашего товарищества продолжалась до конца НЭПа и в 1928 году, мы передали на полном ходу все наши предприятия Весьегонскому райпотребсоюзу, получив, наверное, не больше 10% затраченных нами средств на восстановление заводов, но с гордостью, что всё это пошло на пользу нашего родного края. 

В 1928-29 г.г. товарищество перестало существовать, и я к концу 1928 года работал в промкооперативе «Север» в г. Москве и по каким-то доносам выслан в г. Архангельск на 3 года, где и работал зав. откормочным пунктом в Севконторе «Союзмясо», там работал и мой брат Федор <Фёдор Николаевич Калитеевский – прим. авт>. 

При массовых арестах в г. Архангельске я, вместе с 10-ю другими сотрудниками конторы, был арестован неизвестно за что и нам было предъявлено обвинение о вредительстве. Между прочим, за 5 дней до ареста у меня на базе была проверка работы представителем Архангельского обкома и мне была выражена благодарность за хорошую постановку откормочного пункта. Но тогда в Архангельске творилось что-то непонятное и ужасное. Весь 1929 год (11 месяцев) все мы просидели в тюрьме под вечным страхом насилия и тяжелого конца жизни, кто при беспрерывных допросах, а кто и почти без допросов и без всякого суда, по постановлению коллегии ОГПУ мы были приговорены к 10 годам заключения в концлагерь и нас всех отправили в заполярье на Печору. Следует отметить, что в тюрьме я сидел на 1-ом этаже, а на втором этаже над нашей камерой сидел брат Федя. Он долгие месяцы был лишён передачи, как один из руководителей конторы. В Архангельск до этого времени переехала ко мне жена Таисия Алексеевна с маленьким сыночком Славочкой и к чести ей и с большой благодарностью от меня и Феди, следует сказать, что она все долгие месяцы заключения передавала мне хорошие передачи увеличенного размера, т.к. Феде было отказано в передаче, а я, к великому счастью много месяцев мог передавать ему, по спущенной во время звонка на вечернюю поверку верёвочке, связку с продуктами c первого на второй этаж в его камеру и даже передачу смены белья. Только, почти при окончании тюремного заключения, дежурному по тюрьме удалось выследить в окошечко двери наши передачи и мне чуть было очень серьёзно не пришлось пострадать за эти передачи и их пришлось прекратить. Итак, нам объявили решение коллегии, разрешили нам единственное за всё время свидание, всем заключенным, которым был объявлен приговор. Вместе во дворе тюрьмы с нашими жёнами и детьми. Затем, посадили нас в трюм на океанский пароход и отправили на север к Печоре. Довезли нас по Печоре до Ижмы, где мне пришлось расстаться с братом. Его направили в Ухту, где он всё время работал начальником снабжения 2-го промысла, а я остался в Ижме и был отправлен работать в большой совхоз «Красный бор» с несколькими фермами, где уже жили в выстроенных домах спецпереселенцы из зажиточных крестьян, высланных из Вологодской и Архангельской областей. 

…Совхоз «Красный бор» был молочно-животноводческим, а впоследствии и овощным, сосвоими фермами, протянувшимися более чем на 100 км, по линии Печора-Ижма. Были богатейшие луговые угодья и постепенно расширялись пахотные земли. Это подготавливалась база для открытого в то время и начинавшегося большого Воркутинского угольного бассейна. 6 лет я был начальником ферм совхоза (Новоборский, Харьякский, Крестовский и др.), и 7-ой год старшим плановиком всего совхоза. Имея большой опыт по сельскому хозяйству и руководству, я на всех фермах добивался хороших результатов, организовывал овощное хозяйство и переходящее Красное Знамя Совхоза переходило к этим фермам, и я имел много благодарностей по работе по линии НКВД. Я посылал несколько ходатайств во ВЦИК о пересмотре моего дела и было постановление ВЦИКа о снижении моего срока на 2 года. Просидев в тюрьме и лагере за полярным кругом 7 лет, я с зачётом 365 рабочих дней (т.е. год в 1937 году) был освобожден. 

Несколько месяцев до наступления зимней дороги работал в совхозе уже по вольному найму и поехал через Чибью (Ухту), чтобы повидаться с братом Фёдором, но, к сожалению, это не было разрешено, и я поехал в Воронеж, где жили брат мой Иван <Иван Николаевич Калитеевский – прим. авт> и шурин Демидов Михаил Алексеевич. Это было начало нового ужасного периода ареста ни в чём не повинных людей. С моими документами, как вышедшие из концлагеря, устроиться на какую-либо работу было невозможно. Моё положение в то время и то, что мне пришлось пережить без средств к жизни, может понять только тот, кто побывал в такой переделке. Воронеж, Старый Оскол, канал Москва-Волга, керамические заводы под Ленинградом (в центрах проживать не имел права) и пр. места и те места, где я безуспешно хотел поступить на какую-нибудь работу и наконец приехал в Куйбышев – бывшая Самара. В Куйбышеве после двухмесячной безработицы я наконец устроился счетоводом в баню № 2, где после двух месяцев работы был переведён экономистом в банно-прачечный трест, но новый директор треста решил «как бы чего не вышло» и сократил должность экономиста, а это значит и меня. Опять я остался без работы, но уже кое-кто из руководителей узнал меня как работника. При Куйбышевском тресте Росглавхлеб организовывал мастерские по ремонту хлебозаводов очень опытный и хороший человек Шерстнёв Василий Алексеевич, гл. инженер треста, который был назначен директором и гл. инженером мастерских. Когда я к нему обратился с просьбой о приёме на работу, посмотрев мои документы, сразу понял, что приобретает ценного работника и без всяких санкций треста, назначил меня пока нормировщиком мастерских. Мастерская стала быстро развиваться, я был назначен начальником планового отдела. Прошло 18 лет и из маленькой мастерской с переводом её в Московский трест Продмонтаж и Союзлифт вырос уже Металлозавод и стал заводом монтажных заготовок «Союзлифт».

В 1941 году началась Великая Отечественная война, я был направлен руководителем работ по срочной постройке хлебопекарных печей вг. Мелекес Куйбышевской обл., на случай эвакуации из Москвы. Оттуда я был призван в Армию, направлен в сборный лагерь под Пензой, три раза выстрелил, из них один раз попал из винтовки в мишень на учениях и был эшелоном отправлен на Смоленский фронт через г. Масальск на передовую позицию и зачислен сапером в 425 отдельный саперный батальон. Это было в суровую зиму 1942 года января-февраля месяцев. Продсклад был разбит немцами и наш участок испытывал большую нужду в продовольствии, получая несколько сухарей в день. Добавочным был изредка попадавшийся недоубранный картофель и свёкла и убитые (несвежие) лошади. Кто мог есть конский суп и конину, были в лучшем положении, а я не мог есть конину, а от мороженной картошки и свеклы я начал болеть и у меня появилась язва желудка и кровохарканье. Я потерял 30 кг веса (вместо 92 кг осталось 62 кг) и был отправлен в санбат. От передовой до санбата 9 км я шел 11 часов с отдыхом посередине дороги. Много можно писать об этом периоде жизни, но не дай Господь кому-либо это пережить. За время службы нашему отделению была выражена благодарность за срочное изготовление моста под огнём противника, мне лично была выражена по приказу благодарность. Там я был легко ранен, получил контузию от разорвавшегося рядом снаряда. Из санбата меня направили на самолете У-2 в госпиталь в Москву в числе 10 самолетов с ранеными. 25 мая 1942 года я с другими ранеными десятым самолетом вылетел и только успели мы подняться в воздух и пролететь километров 6, как на нас напал пикирующий Мессершмитт, несмотря на красный крест на нашем самолете и начал нас обстреливать. Пробил бак с бензином, ранил нас, летчика (грузина), соседнего лежащего больного, перебив ему вторую ногу и ранил меня в правую ногу и подбородок. Между прочим, у меня под головой – полевая сумка получила большой прорыв и если бы я чуть иначе лежал, то меня бы уже не было на этом свете. Немец стрелял разрывными снарядами и у меня осколок снаряда в ноге разорвался на 4 части, но, к счастью, осколки легли хорошо. Но они несколько раз давали вспышку и опухоль, они сейчас находятся у меня и вот 34 года ношу их, причем нажимая на здоровую ногу, сейчас болят обе ноги. Наше счастье, что в лесу нашлась небольшая площадка (после посева ячменя) и летчик сразу выключил мотор, т.к. бак был прострелен, бензин лился и мы сгорели бы в воздухе. Летчик молодец, хотя и раненый, сумел спланировать на посадку. Первый удар – сломалось шасси, второй удар – самолет врезался в землю. В это время немец еще раз облетел нас, дал еще очередь из пулемета и вероятно заснял «свой трофей» и улетел на свою базу догоняемый нашими ястребками. Итак, мы попали в следующий госпиталь, отлетев несколько километров. Когда налетел немец и ранил нас, перебив бак, мотор был заглушен и мы были на высоте над лесом – нужно было пережить этот момент и только тот может понять, когда чувствуешь через несколько секунд или минут тебя уже не будет на свете. Да, я пережил этот момент: жизнь промелькнула перед глазами, приготовился к концу, и Всевышний пожалел нас, и мы снова оказались на земле. Дальше нас отправили на санитарных автомашинах в июньскую жару, пыль, духоту, болезнь ноги с опухолью и большими мучениями я все же попал в Москву, в госпиталь напротив сельско-хозяйственной выставки, там была раньше школа. Пролежал месяц в госпитале (в хороших условиях) и был освобожден на 6 месяцев по ранению и болезни и приехал на костылях в обмотках и рваной шинели, тощий как скелет, в Куйбышев. Жена Валинька встретила меня и сказала: «Ты ли, Женюшка? Ну ничего, поправишься и все будет хорошо». В Куйбышеве я как инвалид войны болел несколько месяцев и когда смог, вернулся работать на старое место в мехмастерскую и был забронирован по месту работы. В 1945/6 году я снова писал о пересмотре дела и получил приказ – справку от НКВД о снятии судимости со всеми вытекающими из неё ограничениями. То есть я мог уже проживать в столице и везде. Дальше продолжал работать в мастерской и много работал параллельно (левака) по составлению сметно-технической документации по капитальному ремонту Куйбышевских заводов и фабрик. За участие в войне и хорошую работу я был награжден медалью «За победу над Германией» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».В 1957 я вышел на пенсию по старости, но при подсчете стажа работы мне не зачли отбывание срока (7 лет) и пенсия была назначена не полная. Мне снова пришлось писать ходатайства о пересмотре дела и полной моей реабилитации. Я уже писал жалобу на имя Главного Военного прокурора Советской Армии, с приложением справок о работе и службе в армии. Гл. Военный прокурор переслал мою жалобу в Архангельск по месту вынесения приговора. После разбора моего дела Архангельский прокурор передал для решения по делу Областному суду с протестом. 26.11.1959 г было заседание президиума областного суда с разбором моего дела и было вынесено решение: «Постановление Коллегии ОГПУ от 23.07.1931 г. отменить и делопроизводство прекратить за недоказанностью предъявленного обвинения». Это и было окончательное решение, снимающее с меня всякую судимость. Через 30 лет сказали, что я ни в чем не виноват, а жизнь испорчена.

…Теперь коротко о моей личной семье. С первой женой моей, Демидовой Таисией Алексеевной, нас развела судьба-злодейка. Мое заключение развело нас на 8 лет, а время лучший целитель и она де-юре развелась и взяла девичью фамилию. Но до 1937 года мы переписывались. Много раз я предлагал ей переехать в Куйбышев и соединиться со мной снова (а в Питере я жить не имел права), но она все тянула и из Ленинграда уезжать не хотела. А я один без семьи жить не мог. 

…последний раз предложил Таисии Алексеевне бросить Ленинград и переехать ко мне, т.к. нас связывала общая любовь к сыну, но безрезультатно. … в 1938 г. я женился на Симилидис-Сахаровой Валентине Дмитриевне. 

…Валечка была очень умной, сердечной и серьезной и мы очень дружно и счастливо прожили с ней 13 лет, но болезнь и смерть Валеньки 29.11.1952 г. снова оставила меня одного.

… Будучи в гостях у брата Николая в г. Ногинске, я познакомился с Олимпиадой Федоровной Олексюк – детским врачом и 31.07.1953 г. мы поженились. И вот уже 23 года мы живем тихо и дружно. Сначала жили в Куйбышеве, Липа перевелась из Ногинска в Куйбышев, работала там в детских больницах, прошла и закончила там ординатуру в мед. институте, пользовалась большим авторитетом везде, где работала. … Много последних лет она работает в детском туб. санатории в г. Ногинске. … 12.03.1957 г. у нас родился сын Виктор, а 5.04.1959 г – доченька, наша любимая Анна Евгеньевна. 

… Через пару лет по выходе моем на пенсию мы переехали в Ногинск.

… Теща моя Виринея Кирилловна Олексюк, очень хорошая и трудолюбивая, гостеприимная женщина, прожившая трудную жизнь, все в работе и заботах. Она пережила тяжелые потери: в 1937 г. – мужа, (арестован 1937 г., умер в 1942 г в тюрьме, впоследствии полностью реабилитированного) и во время Отечественной войны в 1944 году <22 июля 1944 г. – прим. авт> геройски погиб её единственный сын Виктор. … Она приезжала и гостила у нас в Куйбышеве, а затем жила вместе с нами до своей смерти 22.09.1974 г., 82 лет от роду.… На начало 1977 г. из прямых потомков Калитеевских стариков остался в живых только я один, Евгений Николаевич. Из жен братьев моих остались Людмила Николаевна – жена Николая (81 год), Анна Ивановна – жена Федора (83 года) и Наталья Ивановна – жена Михаила (80 лет)».
Небольшое резюме. В 1928 г. по ложному доносу Евгений Николаевич Калитеевский был выслан из Москвы в Архангельск, в начале 1929 г. арестован и осужден на 10 лет спецпоселения. Вышел на свободу весной 1936 г.После начала Великой Отечественной войны был призван в РККА в г. Мелекесе Куйбышевской области. Службу проходил на Смоленском фронте сапером в 425 отдельном саперном батальоне 413 СД [20].
Евгений Николаевич Калитеевский скончался 21 января 1978 г и похоронен на городском кладбище г. Ногинска. Впоследствии там похоронена и его жена Олимпиада Федоровна. За могилами ухаживают их дети и внуки.

В заключение приведём  воспоминания сына Евгения Николаевича, Виктора Евгеньевича Калитеевского: 

«Мой отец был общительный, приятный и очень образованный человек. Все родственники, знакомые и родители моих друзей всегда тепло с ним общались. Мне он много рассказывал о своей жизни. Евгений Николаевич был заядлым футболистом. Я и все мои друзья под его чутким руководством, постигали азы футбольного мастерства в соседнем лесу за школой №21 (так называемый, 1-й лес). Помню его очень точные удары с больших дистанций по импровизированным воротам (между сосен-штанг). Часто брал меня на стадион «Знамя», где играла наша городская (Ногинская) футбольная команда. Отец всегда любил охоту и был отличным стрелком. Часто был активным инициатором семейных встреч с нашими родственниками по папиной и по маминой линии - почти все праздники 7 ноября, 1 и 9 мая или мы ездили в гости или приглашали к нам. Любил природу и был очень рад, когда наша семья смогла приобрести садовый участок недалеко от дома – летом с большим удовольствием ночевал в небольшом дачном домике. Евгений Николаевич всю свою жизнь был глубоко верующим православным человеком и всегда оставался верен своей Родине». 

Источники:

1. ГАТО Ф.645 Оп.1 Д.1638.

2. ЦГИА СПб Ф. 478 Оп.1 Д.870.

3. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3Д.50766.

4. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3 Д.51711.

5. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3 Д.53765.

6. РГА ВМФ Ф.406 Оп.9 Д.1650.

7. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3Д.68988.

8. ЦГИА СПб Ф.144 Оп.2 Д.133.

9. РГВИА Ф.409 п.с. 259-297 (1917).

10. ГАТО Ф.645 Оп.1Д.1637.

11. РГА ВМФ Ф.432 Оп.1 Д.2802.

12. ГАТО Ф.59 Оп.1 Д.2120. 1845 г.

13. Благово Н.В. Школа на Васильевском острове. Ч. 1. СПб.: Анатолия, 2013.

14. Евгений Николаевич Калитеевский. Летопись родословной истории Калитеевских. Фамильный архив семьи Калитеевских. Рукопись предоставлена Виктором Евгеньевичем Калитеевским.

15. ГАТО Ф.795 Оп.1 Д.1154.

16. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3 Д.68988. Л.5,9.

17. ЦГИА СПб Ф.14 Оп.3 Д.68988. Л.3

18. А.Тодорский. Год с винтовкой и плугом. 25.10.1917–07.11.1918: Советская Россия; Москва; 1958

19. РГА ВМФ Ф. 432 Оп.5 Д.2636.20. ЦАМО Ф.33040 Оп.318123 Д.1.

Биографическая страничка подготовлена Муратом Тимуровичем Валиевым (Санкт-Петербург) и Виктором Евгеньевичем Калитеевским (Москва) – сыном Евгения Николаевича Калитеевского ©.

30.01.2023.

При использовании материалов ссылка на статью обязательна в виде: «М.Т. Валиев, В.Е. Калитеевский. Биографическая страничка Евгения Николаевича Калитеевского – URL: http://kmay.ru/sample_pers.phtml?n=1359 (дата обращения)»